Олег Басилашвили интервью: воспоминания

0
4426
Олег Басилашвили интервью: воспоминания
Kwork.ru - услуги фрилансеров от 500 руб.

Олег Басилашвили интервью: воспоминания

Олег Басилашвили интервью: В мае 1945-го я видел глаза свободных людей, добившихся Победы.

АЛЕСЯ КРУПАНИНА: Мы продолжаем отмечать великий праздник вместе с великим городом –– День Победы. И к нам в гости любезно согласился прийти Олег Басилашвили, народный артист СССР, любимый всеми нами артист. Здравствуйте, Олег Валерианович. С праздником вас.

ОЛЕГ БАСИЛАШВИЛИ: С праздником!

А. КРУПАНИНА: Я бы хотела с вами поговорить о ваших воспоминаниях о войне. Вы застали эти годы не самым маленьким.

О. БАСИЛАШВИЛИ: Шесть лет.

А. КРУПАНИНА: Вы в своих воспоминаниях говорили, что день 22 июня 41-го года глазами вас, шестилетнего мальчика, был очень скучным.

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да, 22 июня 41-го года был замечательным, как сейчас, такой же солнечный. Мы в Москве жили тогда, мама обещала отвезти меня на утренний сеанс в кинотеатр «Колизей», что на Чистых прудах. Сейчас там театр «Современник». И мы пошли по Чистым прудам, я «глотал» солнце, хорошо было, впереди фильм с Карандашом –– был такой клоун. Мы пришли, а на ступеньках под ротондой какие-то люди стоят в тёмном и в красных беретах, что-то объясняют. Мама подошла, послушала, схватила меня за руку, мы побежали обратно домой почему-то, непонятно –– какая-то война началась, что это такое? И, в общем, было очень грустно, потому что я не посмотрел картину, но я заставил всё-таки в этот день маму купить билеты на дневной сеанс, и мы пошли смотреть картину «Наш двор». Очень смешная картина была –– там Карандаш разбивал окно мячом. И мы все смеялись, а мама почему-то не смеялась. Вот так я запомнил 22 июня 1941 года – мальчишкой, которому было шесть лет, в Москве. А потом началась война, начались бомбёжки.

А. КРУПАНИНА: И стало не до скуки. Ваши первые ощущения от бомбёжки?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Понимаете, бомбёжки были каждую ночь, но однажды был массированный налёт немецкой авиации, и наши ПВО отчаянно сопротивлялись. Была такая пальба, что ужас. Рядом дом стоял, на котором стояло два зенитных орудия. Когда это рядом, это производит на ребёнка жуткое впечатление. Я заплакал, закричал –– меня в коридор вынесли, чтобы не так было слышно эту пальбу, трассирующие выстрелы и так далее. А потом мы привыкли, даже в бомбоубежище не ходили. Отец дежурил на крыше, а мы сидели в подвале с жильцами нашего дома и пережидали. Ждали всё время, когда скажут: «Угроза воздушного нападения миновала. Отбой!» –– и наверх. А потом перестали ходить вообще.

А. КРУПАНИНА: А какие слова находила ваша мама, для того чтобы вас успокоить?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Ничего она не находила. Мы жили на четвёртом этаже, а наши знакомые жили на втором –– художник Григорьев и его дочка, подруга моей матери. Мы спускались на второй этаж в расчёте на то, что если бомба попадёт в дом, то на четвёртый –– да, а до второго она не долетит. И мы спускались на второй и читали рассказы Антона Павловича Чехова в издании Маркса: мягкая обложка и чёрно-белый маленький портрет Антона Павловича, силуэт. Безумно смеялись. Я помню, как они смеялись, когда «Хамелеон» читали или что-то ещё. Вот мы так проводили время. А потом отец, который ушёл в ополчение и рыл окопы, попал в окружение где-то недалеко от Москвы, Наро-Фоминск что ли. Он по образованию был географ, поэтому знал хорошо местность, умел ориентироваться. И он вывел группу в 100 человек в Москву, обратно. Я помню, я пришёл со двора –– сидит на подоконнике абсолютно чёрный силуэт. Во-первых, окно светлое на его фоне, во-вторых, он весь кострами прокопчён. И я помню, он говорит: «Немедленно надо уезжать из Москвы». –– «Почему?» –– «Мы прошли 250 км, не встретили ни одного нашего красноармейца».

А. КРУПАНИНА: То есть это значит, что Москву не охраняли.

О. БАСИЛАШВИЛИ: Я не знаю, что там, как. Это надо читать воспоминания полководцев и так далее, но вот отец не встретил ни одного и пришёл к нам на Покровку.

А. КРУПАНИНА: И ваша семья приняла решение уезжать.

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да, я помню, когда выпал снег, это был ноябрь, как драпанули все власти предержащие. Ух, какой драп у них был! У всех тех, кто командовал нами в течение долгих лет: райкомы, обкомы.

А. КРУПАНИНА: А как вы это поняли?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Мне сказали. Снег выпал белый, а он был чёрный, потому что они жгли все свои документы в печках: и МГБ, и НКВД, и райкомы, обкомы. В Москве есть такая дорога –– Владимирка, на восток, её теперь называют шоссе Энтузиастов. И вот по ней –– «Эмки», ЗИСы, с пулемётами сзади. 23 ноября это было, драп всех ответственных работников.

А. КРУПАНИНА: А это было широко известно?

О. БАСИЛАШВИЛИ: По радио объявили, что сегодня будет важное правительственное сообщение, Левитан. В 10 часов утра он сказал, чтобы в два часа ждали. Мы ждали в два –– переносится на шесть. В шесть все понимают, какое может быть важное сообщение, если немцы в Химках стоят, за стадионом «Динамо». Ясное дело –– «Убегайте». В 10 вечера опять Левитан говорит: «Слушайте сообщение Информбюро» –– рядовая сводка ТАСС, больше ничего, никакого заявления правительства не было. Видимо, в этот день решался вопрос относительно того, сдавать Москву или нет. Отец говорит: «Уезжайте в Тбилиси». И мы уехали, жили там до 43-го года.

А. КРУПАНИНА: А ваш старший брат, Жора?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Георгий Валерианович Басилашвили закончил Сумское артиллерийское училище 22 июня 1941 года, в день начала войны. И наша соседка по коммунальной квартире (мы уже не жили в Москве) Настасья Васильевна Маркова говорит, что однажды ночью раздался звонок в дверь, она открыла –– стоит Жора и человек 15 его однокурсников, молодых лейтенантов, которых, видимо, переформировали на фронт. Это было ночью, они вошли, свои сидоры развязали.

А. КРУПАНИНА: Сидор –– это так мешок называется?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Заплечный мешок, рюкзак. Достали консервы, кашу гречневую в брикетах. Соседка им в вёдрах сварила, и они легли спать. Все заснули. Она говорит, ходила –– пацаны, ну сколько им там, 16, 17,18 лет. Утром проснулись, все продукты оставили ей и ушли. И больше никто там не появлялся никогда. А мой брат Жора, грузин чистокровный, сводный брат по отцу, защищал родину, Советский Союз. И он окончил свою жизнь в чине начштаба отдельного артиллерийского дивизиона 76-миллиметровых пушек 125-й стрелковой дивизии в знаменитом сражении на Курской дуге, в танковом сражении у Прохоровки. Я там был. Он там пропал без вести.

А. КРУПАНИНА: То есть похоронки вы не получали?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Нет. Я там был, директор музея мне сказал: «Какая похоронка, какой госпиталь? Тут люди не знали, где немцы, где наши! Сплошная кровавая бойня! Клочки мяса летели! Какой там госпиталь?» Там братская могила, не одна. И стоит ряд пушек всяких. Он говорит: «Одна из пушек как раз из этого дивизиона. Наверняка ваш брат к ней прикасался». Я погладил ствол –– он горячий. Как будто 43-й год. И там стоит посреди поля громадная колокольня белого мрамора. И наверху этой колокольни стоит Богородица и на руках держит плат. Я подумал, может быть, этим ребятам, у которых мясо всё разорвано и кости перебиты, несчастным, которые задержали немецкий поток на Москву, на Курск, от этого легче сейчас лежать в этой земле.

Олег Басилашвили интервью: воспоминания

А. КРУПАНИНА: Ваш отец тоже был фронтовиком. Он рассказывал вам что-то?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да, рассказывал. Я его спрашивал: «Папа, а когда наши бежали в атаку, что они кричали?» Он говорит: «Я не помню». Я говорю: «Кричали «За Родину! За Сталина!»?» Он говорит: «Может, и кричали, я этого не слышал». Осторожный был. Я говорю: «А что они кричали?» –– «Хочешь правду? Они кричали «Мама!» и бежали». –– «А немцы?» –– «Mutter! Потому что, если ты не убьёшь немца, он убьёт тебя. Какой-то чужой человек бежит –– надо его убить обязательно. А сзади заградотряды стоят, стреляют по пяткам, отступить нельзя».

А. КРУПАНИНА: Я так понимаю, вы не видели отца четыре года, да?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Четыре года он воевал.

А. КРУПАНИНА: За это время вы повзрослели.

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да, я воспитан был бабушкой и мамой. Я всё ждал, ждал, ждал, когда он придёт, мужского воспитания-то не было. А пришёл совершенно чужой человек. А мы до войны были очень дружны, он мне железную дорогу делал, настоящий был папа. А тут четыре года нет –– я повзрослел, уже почти юноша. И он со мной никак не мог найти общий язык. Потом, конечно, наладили отношения, но первое время, к сожалению, вот так происходило.

А. КРУПАНИНА: Я прочитала такой эпизод про вашу жизнь в Тбилиси, когда ваша семья приютила немку, жену немецкого коммуниста, которого расстреляли прямо у неё на глазах.

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да, Доротея.

А. КРУПАНИНА: Как на вас смотрели в связи с этим соседи?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Она была жена немецкого коммуниста, она из Черновиц выходила. Его все знали, он такой тельманец был. Она шла беременная, на девятом месяце. Шли мать её, он, Густав, и она. Они взяли чемоданы и пошли в Советский Союз от наступающих немцев. И было так: у них было четыре чемодана, он брал два чемодана, быстро бежал вперёд, ставил их там, возвращался. А они шли пешком. Можете себе представить? Где-то их немцы догнали, его тут же узнали и расстреляли на их глазах. Мать умерла от разрыва сердца, а она родила ребёнка. И пошла пешком по ближайшей дороге каким-то образом через Кавказский хребет и попала в Тбилиси. Как –– непонятно. Доротея. Некрасивая, большие, стоптанные ноги в сзади разрезанных галошах, на носу капля висит. И комочек этот. Там грузины, русские все были вместе. Ей выделили какой-то сарай с земляным полом, дали ей комнатку, коляску какую-то нашли, керосинку –– в общем, как-то их устроили. А мама учила немецкий, поэтому говорила с ней по-немецки.

А. КРУПАНИНА: А она ещё и по-русски не говорила?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да-да. И вот этот мальчик совсем больной, его звали Фриц.

А. КРУПАНИНА: Как насмешка.

Олег Басилашвили интервью: воспоминания

О. БАСИЛАШВИЛИ: И меня заставляли сидеть с ним, качать коляску. Она уходила работать. Я это ненавидел, потому что вокруг ребята, я тут с этой коляской. Он плакал-плакал, а потом умер. У Доротеи, конечно, страшное горе. Мама решила, что надо его похоронить. Сделали крест, на кресте выжгли горячим каким-то гвоздём имя Фриц по-немецки, сколотили гробик маленький. И мы пошли на Верийское кладбище, это над Тбилиси, договорились с директором кладбища, что, когда он уйдёт, мы это сделаем. Я шёл впереди с крестом, на котором написано Фриц, сзади гробик несла мама и Доротея с каплей из носа. Я думал: «Как же так? Мы же против фрицев, фрицы –– это фашисты! Фрицы, Гансы. И как я крест с Фрицем несу? Что это такое?» Мама сказала: «Неси! Потом поймёшь!»

А. КРУПАНИНА: Поняли?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да.

А. КРУПАНИНА: Вспомните 9 мая 45-го года. Вы были в Москве?

О. БАСИЛАШВИЛИ: Да, я из Москвы уехал в 56-м году, после студии МХАТ. 8 числа мы уже знали, что победа! А ведь каждая минута могла унести жизни миллионов, сотен тысяч людей: и отца, и так далее. У нас не было радио, а на гвозде висели наушники и очень громко орали. Как только позывные –– мы туда бросаемся. Голос Левитана: «Нашими войсками взят город…». Я помню, в 12 ночи: «От Советского Информбюро!» –– мы к наушникам –– «Войсками взят город Секешфехервар!» До сих пор я помню. Мама говорит»: «Тьфу, мерзавцы! Что они тянут, мы же знаем! Ложись спать!» И в пять утра мы услышали, что подписана безоговорочная капитуляция. Мы с моим другой, Витькой Альбацем, на палку посадили флаг красный с серпом и молотом, вышитым шёлком. А этот флаг спёр мой брат Жорка где-то во время праздников до войны, и он у него лежал. Мы с этим флагом на Красную площадь пришли –– там народу тьма, все в чёрном, потому что марко, ткани не было, перелицевать легче. Где-то патефон играет, где-то: «Сталин, сейчас Сталин выйдёт!» Никакого Сталина нет. Побежали на Театральную –– там качали военных. Какой-то военный купил тележку с мороженым и нам бесплатно раздавал, пацанам. И мы это ели. А мороженое было без шоколада, эскимо, и солёное, потому что сахара не было. Но мы жрали это со страшной силой. Я обратил внимание на глаза этих людей. Хотя они не очень торжествовали и прыгали, я видел глаза свободных людей, добившихся Победы своими руками!

А. КРУПАНИНА: Олег Валерианович, огромное спасибо, что вы пришли к нам на этот праздничный марафон и так интересно и глубоко поделились вашими воспоминаниями о войне.

О. БАСИЛАШВИЛИ: Спасибо большое или, как говорят немцы, danke schon. Это я зря сказал.
Источник

НЕТ КОММЕНТАРИЕВ

Комментарии